«Малые истоки большого дела…»
(По страницам дневников писателя и ученого Б.В. Щербакова)
Еще недавно мне не давали покоя мысли о том, что у Бориса Васильевича Щербакова, известного казахстанского ученого и писателя, есть бесценное богатство: его детские, юношеские и полевые дневники. Увидев однажды, часто возвращалась к ним мыслями и думала: хорошо бы их опубликовать, пусть даже небольшими фрагментами.
В юбилейный год писателя я решилась попросить разрешения прикоснуться к этим удивительным тетрадям. И Борис Васильевич любезно позволил поработать с дневниками, или, лучше сказать, доверил их мне, потому что записи эти – своего рода откровения, какие, порой, можно поведать лишь только бумаге, а потому прикоснуться к ним – это очень ответственно и многого стоит, за что ему я несказанно благодарна.
Общие тетради и небольшого формата потертые блокноты были поистине спутниками ученого и писателя. Некоторые шли с ним по жизни с юности, иные следовали за уже сложившимся писателем-натуралистом и побывали в 300-х экспедициях, преодолев во имя науки десятки тысяч километров! И в дождь, и в зной, и в холод они тряслись в рюкзаке, заботливо оберегаемые от непогоды и во время опасных маршрутов и переправ. Они впитывали в себя запахи ветра, цветов, смолы, и костра… Порой выцветшие и едва различимые, записи полевых дневников много лет питают творчество ученого-писателя и представляются мне неисчерпаемой кладовой.
Принимаясь за расшифровку тетрадей, мне, прежде всего, была интересна личность Б.В. Щербакова. Хотелось вместе с писателем-натуралистом пройти его путь к намеченной цели: от скромного школьника до ученого-зоолога, кандидата биологических наук, члена Союзов писателей СССР, Казахстана, России, автора множества научно-популярных и художественных книг и более сотни научных работ. Дневники превзошли все мои ожидания: писатель и учёный открывается в них новыми гранями как удивительный человек, посвятивший себя благородному делу – изучению и защите природы, и, прежде всего, очаровательных её созданий – птиц.
Почему Борис Васильевич писал дневники на протяжении всей жизни? Ранним тетрадкам он доверял самое сокровенное, возможно, оттого, что не с кем было поделиться своими мыслями, интересами и наболевшим: рано ушли из жизни родители, мальчика воспитывала малограмотная бабушка. Дневники были его собеседниками, в них он размышлял о прошлом, планируя будущее и оценивая настоящее, невольно осознаваяуже в юности, что отличается от сверстников. А может быть, дневники велись и в силу того, что совсем не по-детски он ценил каждое мгновение жизни, и, обладая несомненным литературным даром, пытался запечатлеть удивительные события на бумаге… Вот как девятнадцатилетний юноша на одном дыхании выплескивает на страницы блокнота размышления о необходимости ведения дневника. Строки от 22 апреля 1959 года звучат поистине как ода дневнику: «Дневник, ты один, кому я доверяю всякие простые и важные факты повседневной жизни, тебе я по памяти излагаю прожитый мной день, изрекаю свои впечатления, ты погружен в мои тайны и переживания, но пройдет много времени, и этим ты уже будешь со мной делиться, а я буду вспоминать….»
Детство Бориса Васильевича было, как у большинства подростков послевоенного поколения, голодным и сиротливым. Но не типичен, — на мой взгляд, — наш герой. Это тот редкий случай, когда человек строит судьбу своими руками, еще не осознавая, что его интересы идут вразрез с увлечениями сверстников, потому, наверное, что он видит дальше, чувствует тоньше, смотрит на мир глубже окружающих. И поэтому прав Борис Васильевич, написавший в книге «Травы памяти»: «Виноваты, наверное, гены, а не среда, в которой мы воспитываемся. К такому выводу прихожу каждый раз, вспоминая детство. С первого часа, как только мало-мальски осознал себя, почувствовал любовь к животным. Она не оставила меня и сейчас: я не расстаюсь с птицами и зверюшками и сегодня».
Итак, с разрешения автора, перелистаем дневники писателя-натуралиста и ученого-орнитолога. Одиннадцать тетрадей, датируемые 1955-1989 годами, полны наблюдений за природой. В научные выкладки, путевые заметки, лирические отступления, наброски рассказов и миниатюр, тексты полюбившихся песен и собственных стихов. Карандашом и пастой виртуозно выполнены пейзажные зарисовки, рисунки птиц, следов животных, – и это всё – рука мастера! Между иными страницами – засушенные цветы и живописные птичьи перья. Но главное, в них – Человек, эволюция сознания их автора. Дневники, на мой взгляд, – это повесть об удивительном человеке, самозабвенно влюбленном в природу, о личности целеустремленной и великом труженике; это рассказ о его пути к намеченной цели. А ещё: повесть о человеке, как мне кажется, счастливом, всецело отдающим себя любимому делу, для которого рождён.
Ранние записи относятся к 1955 году. Автору 15-16 лет, он учится в 25-й школе и уже тогда его главные интересы и страсть – птицы. Юношеские несколько наивные записи начинаются одинаково: «13 июня 1955 года. Утро ясное, теплое. Мама мыла полы в конторе. Учил геометрию. Ходил по воду…» Но это лишь зачин. А далее непременно о птицах: «Когда во второй раз пошел в школу, …наткнулся на два маленьких щеглёнка, которые кричали в траве… Щеглят я унес в гнездо чечетки, а ее птенчата были уже очень большие, и при моем приближении… некоторые поднимались на крылья и убегали; я долго ждал, чтобы чечетка подлетела к гнезду…»
Запись от 23 августа 1955 года. Борис приютил дома птиц, наблюдает за пернатыми и заботится о них: «Кормил щегленка морковью, овсянкой, пшеном, семечками и чертополохом. Несмотря на то, что я его посадил в клетку, он чувствовал себя даже оживленней и распевал песенки… – и далее – какое тонкое понимание природы живого существа! – но по голосу было видно, что он скучает…» Это уже наблюдения юного натуралиста.
Все чаще в записях встречаются художественно оформленные мысли. «29 сентября 1955 г. …Пошел на охоту с Колькой на левый берег, был очень красивый восход солнца, оно выходило красным столбом среди полей тумана. У высоких гор были видны только макушки, низ был окутан густым белым туманом, а западное поле неба было перисто, и постепенно к западу становилось голубым; выпал ночью иней, и стоял морозец, лужи в котлованах и маленькие болотца подернулись льдом; кусты еще более пожелтели, и зелеными были макушки веточек».
Порой чувства любви и восхищения природой переполняют юношу и на страницы дневника выплескиваются ранние стихи. Вот отрывок забавного стихотворения и лирическая предыстория к нему, написанная несколько позднее, в 1960-м году, когда он решил «переписать свое ”творчество” в отдельную тетрадь: «Апрель, солнце разбудило все живое на спящей холодной земле. Я жадно наблюдал за прилетающими вестниками весны и тепла. Мои чувства захлебываются от фантазии моего воображения. И я снова пишу о сове…:
…Есть на свете совка-сплюшка.
Она похожа на сыча,
Но только меньше, и есть ушки,
И красивые черты её ”лица”».
В дневнике 1957 года наблюдаются попытки семнадцатилетнего юноши живописать словом, создавая небольшие пейзажные зарисовки: «14 апреля 1957 г. …Вечером сидел с В. на горе часов до 10. Огромным золотым шаром из-за гор вышла луна, освещая своим светом уже пробудившиеся от зимнего сна поля, как было красиво в это время, везде ярко мерцали звезды, …рябью местами проблескивал Иртыш, отражая лунный свет, вечер был тихий. Свежестью тянул ветерок с реки».
Окончив школу, Борис Щербаков работал электриком торгового оборудования, но профессия ему не по душе: «10 сентября 1957 года. Работа меня …нисколько не интересует, и эти дни я не вспомню ничем особенно хорошим. Ведь все мои стремления тесно и неразрывно связаны с природой и ее обитателями, особенно птицами и зверями. Да! Утекающие дни, в которые бы можно сейчас много последить за жизнью степей и гор, замиранием растительности…»
В свободное время юноша с биноклем и записной книжкой бродил по окрестностям Усть-Каменогорска. Удивляет способность подростка увидеть красивое в обыденном, неброском пейзаже. Вот почти законченная миниатюра того периода:
«…По крутым логам растет кустарник и молодые осины с различного цвета листвой; они выглядят как на картинке малолетнего художника, который для красоты и для яркости …нарисовал деревья разными карандашами. Да, но это не на картинке, где-нибудь в комнате на стене, – это в горах, где часто освежает осенний …ветерок своим легким дуновением, вдали синеет недвижимая голубая гладь Иртыша, …а неподалеку журчит горная речушка. Часто слышится попискивание синиц, а то и короткая песенка с оттенком грусти…»
Дневники Щербакова – бесценный материал и для автора, и для краеведа. Они воскрешают жизнь послевоенного поколения. В них сведения об истории города, жизни, быте и досуге горожан. Он пишет, к примеру, об открытии кинотеатра «Мир», о том, что 6 ноября 1959 года в городе пошел первый трамвай: «Сегодня запустили в эксплуатацию трамваи, смотрел с некоторым интересом, но скоро станет обычной картиной. Впервые я являюсь свидетелем запуска трамлинии, первой в городе, …но пролетят годы, даже десятки, и я, возможно, открою …вот эту самую страницу, и скажу: «Да, я был тогда еще молод, время ушло и, задумавшись, отложу с грустью в сторону свою писанину, отдавшись в короткие воспоминания…»
В дневниках интересные сведения о Панкратьевском саде, о работе пришкольных кружков, о том, какие в кинотеатрах в те годы демонстрировались картины, где проводились олимпиады, как проходили праздничные демонстрации, о ценах на продукты, чем «богаты» прилавки магазинов 50-х годов. В одном из дневников сообщается, что «бабушка целый день простояла в очереди за валенками, но не взяла». Записи знакомят с флорой и фауной окрестностей города, в них – метеорологические наблюдения, информация о запуске искусственного спутника земли, о ледоходе на Иртыше и Ульбе в районе Усть-Каменогорска.
Из дневников узнаём, что автор, хоть и рос большей частью предоставленным самому себе, вел активный, правильный образ жизни: учился, работал, занимался в акробатическом кружке. В маленькой полуземлянке у подножия гор на окраине Верхней пристани он содержал множество разных птиц, заботливо ухаживал за ними, строил для питомцев избушки, сажал деревья, писал стихи, читал книги. Какие? «Классическая борьба для юношей», Э. Войнич «Овод», Г. Мало «Без семьи», книги М. Зверева о природе.
Юноша много размышлял о жизни и вот как оценивал свои увлечения. «Апрель, 1958 года. 18 лет: …Всю мою эту писанину читая, каждый может подумать, какую чушь он пишет. Но мне не особенно важны мелкие мои жизненные факты, интерес мой целиком сходится только на наблюдениях над природой, над ее изменениями». И далее c юмором: «…Около полумесяца у меня жила раненая ушастая сова. Я ее вылечил и одним утром она, ”ничего не сказав”, улетела. Она была очень красива…»
Нередко юношу посещало и поэтическое вдохновение. К своим ранним стихам он относился с иронией, однако переписывал их в отдельную тетрадь: «Это мое, раз писал — значит что-то думал…»
Вот отрывок из стихотворения «Утро в горах»:
…Бесшумно скользя над полями,
И тенью черкая простор,
Охотится сыч за мышами:
Сам зорок, а коготь остер.
Вот черным комочком несется
Мышонок, бежит, — но, увы!
Бесшумная тень прикоснется:
Он — жертва в когтях у совы.
26 февраля 1958 года.
Нередко юноша подводит итоги, планирует будущее: «29 декабря 1958 года. В этом году …буду относиться более серьезно ко всему, что может меня вывести на дорогу намеченных дел. Буду больше читать, развивая речь…, и чтобы иметь больший кругозор во всех деталях жизни. Сейчас у меня очень корявая речь, …с нового года начну готовиться в институт, жизнь без познания нового проходит стороной, и все время чувствуешь какую-то тревогу на сердце. Ведь правда, и я думаю, любой согласится со мной, что простая рабочая жизнь, без познания нового, безо всяких стремлений на дальнейшее, — есть жизнь стихийная, от получки до аванса и наоборот. Нет, по-моему, жить скромно, но увлекательно, многое посмотреть, много поездить, не ограничиваясь одной местностью, если есть возможности и способности, то внести что-нибудь новое, интересное, безразлично в какой профессии, и в какой отрасли науки. Мое желание – стать биологом, написать очерки о жизни обитателей наших просторов, предпринять экскурсии в края с более многообразным животным и растительным миром. Прожить так, чтобы было чем вспомнить».
Дальнейшая запись говорит сама за себя: «19 января 1959 г. Вечером находился дома, играл на скрипке…» Музыкальный слух у Бориса Васильевича от предков по материнской линии. Талантливым скрипачом-самоучкой был его дед, Фадеев Филипп Александрович. А в пятилетнем возрасте Борис смастерил себе скрипку из берёсты, на инструмент в дальнейшем он потратил свою первую получку.
Весной 1959 года Борис Васильевич учился на курсах торгового оборудования в Харькове, жил в общежитии, дружил с ребятами, но им владели иные интересы. Уединившись, юноша бродил по лесопарку Харькова, размышляя над несвойственными казалось бы для 20-летнего человека жизненными вопросами: «Смотрю на молодежь моего и немного старшего возраста… Возможно, я бессмысленный фанатик в своей любви к природе… Нет, от этого я не откажусь, пусть кто как хочет, понимает мои страсти …Какой-то я лишний человек в этом мире города, мире общества, …к чёрту гнаться за этим, кому-то подражать».
В выходные дни Борис уезжал за город, наблюдал и фотографировал птиц. «…Я, как отшельник, стал поспешно удаляться от людского шума глубже в лес… Со всех сторон неслись голоса зеленушек, бойкое пение зябликов, встречается очень много щеглов, они также бойко проливают свои серебряные голоса, но пение их слабее, чем седоголовых щеглов по высоте звука».
«Суббота, 2 мая 1959 года. …Сначала встретил вертишейку. А затем …больших синиц, лазоревок, зябликов, овсянок, мухоловок, кукушку… Сегодня я первый раз в жизни нашел гнездо певчего дрозда». И далее следует подробное описание гнезда.
Интересна и несколько наивна запись в день его рождения. «5-е июля 1959 года, уже 20 лет, кому? Да мне уже! Да, а чего удивительного, ведь каждому взрослому приходится проходить этот период жизни…» И дальше молодой человек итожит: «А что я сделал вообще? Ничего. Чего хорошего достиг и видел? Ничего. А двадцать лет, третий десяток — страшно думать, но время как в пропасть тянет, унося от молодых годов, сопротивляться которому никто не может на свете. Ухожу с раннего порога юности, заботы и другие тяжести жизни ждут меня, протянув …безжалостные руки судьбы. …Сумею ли выкарабкаться на вершину своих замыслов… Ответственная пора, что и говорить…»
Важно, что в дневниках прочитывается все большее стремление к заветной мечте стать орнитологом. «3-е октября. Встретил И.Ф. Самусева, … он дал мне брошюру 2-й орнитологической конференции в Москве и …множество советов по наблюдениям. Я зарядился вновь своими давними мечтами, теперь только начать учить программу для поступления в институт…»
Конечно же, юноша Щербаков — натура страстная, творческая, поэтическая. Со временем на дневниковых страницах появляются все более совершенные стихи. Сколько динамики, к примеру, в этих строках о разыгравшейся стихии:
Ночной ветер
…Один гуляет по просторам,
Со свистом носится в горах,
То с воем мчит по косогорам,
Ревет сиреной в проводах…
С разлету врежется он в тучу,
Беря ее в свой оборот,
Верней, задаст такую бучу,
Что та костей не соберет…
С 1963 года Борис Щербаков — студент заочного отделения педагогического института. Теперь его дневники – это полевые записи, имеющие систематический характер. Наряду с научными выкладками, в них законченные миниатюры о природе. Они пишутся почти без правок, а как струятся слова, рождая живую картинку! В них слышится шум дождя и грохот водопада, веет прохладой октябрьского утра и чувствуется аромат первого снега. Прочтем миниатюру «Осень на Иртыше»:
«В середине октября становится холодно, того и гляди снег ляжет. Но денек на редкость выдался удачный. Воздух, как ключевая вода цедится сквозь зубы. Лодка вышла на широкую гладь реки. Над водой рос и таял тонкий парок, даль была в тумане. Тонкий рисунок линий, тростники у воды, и, как шлифованная, водная гладь. Посмотришь — как будто летишь над огромным небом. Прибрежные рощицы тала и тополя потеряли листья, и стали проще, и как-то меньше. Осень, глубокая осень! Тощие стебли трав … Горбятся стога сена. Кое-где на рыжеватом фоне бурьянов — коричневые мазки стеблей конского щавеля, и редко где на вершине тополя висят скрюченные листья. Качнет ветер, и, кувыркаясь, они падают на воду, и, гонимые ветром, бестолково кружатся на поверхности… 10 октября 1970 года».
Интересны путевые заметки весны 1965 года. В группе ученых Борис Васильевич путешествует по нашему краю. Кулуджун, Курчум, Зайсанская котловина… Сколько поэзии в описании путешествия в «красные горы» котловины! «Марсианская долина» – так называет Щербаков пустыню — поистине чудо планеты. «Ярко-красные, белые, голубые, серые, сургучные, — все они, кроме яркой окраски, имели причудливую форму, – пишет Щербаков. – Одна гора сочетала 2-3 цвета, так, вверху – купол красный с голубоватой вершиной, внизу — белая, причем, переход очень резкий. Сверху долина представлялась сказочной, изрезанность горными потоками давали географический барельеф: каньоны вершины, ручьи, реки и т.д. Необыкновенно сказочна и фантастична эта местность. Некоторые горы из поперечных разноцветных сланцев, вершины их блестят как масляные…»
И, конечно же, далее следует описание птиц этих мест: «В горах встретил …каменку, стрижей, штук 20. Гнезда сделаны – кладки нет. С риском свалиться с глиняного яра, добрались до гнезда сизого голубя… Фотографировали птенцов саджи». Позднее в 1980 году выйдет замечательная книга Щербакова «У озера звенящих колоколов», где поэтичным слогом писатель передаст загадочную красоту Зайсанской котловины. И, вероятно, материалом к ней послужат полевые записи того времени.
Ученый-натуралист вдоль и поперек исходил наш край! Каких только приключений не пришлось испытать автору полевых заметок! Во время одной из экспедиций ему «посчастливилось» встретиться с медведем. В тетради 1970 года сбивчивым почерком, эмоционально и увлекательно описана встреча со зверем. «В горах, на высоте 2000 м, в трех километрах от верховий реки Белой из-за небольшого бугра метрах в 25 показалась большущая голова с широко расставленными округлыми ушами. Медведь! Огромная медведица смотрела на нас, встав …на задние лапы. Медведь, и совсем рядом. Смешанное чувство испуга, удивления и восторга — мы остолбенели. Медведица повернулась, и, показав белый зашеек, лихо …побежала вниз по склону. И только тут мы, побросав ружья, бегом пустились за зверем, который размашистыми прыжками мчался вниз… Еще несколько минут, – и перед нами медвежье семейство. Кроме косматой мамаши стояли два медвежонка…»
Борис Васильевич всю жизнь учился и путешествовал. Знание не приходит само: Щербаков – не кабинетный ученый, – это труженик-практик, достойный большого уважения! И чем больше он узнавал край, тем более влюблялся и восхищался удивительной, многообразной природой Восточного Казахстана и мастерски словесно передал эту любовь читателю.
Он живописует природу, учит нас слышать симфонию призрачных колоколов Зайсана и песню «лесной пластинки», шелест крыльев стрекозы и «мурлыканье сверчка», словом, понимать «древний и мудрый язык природы»! Так, в тетради 1974 года всего лишь на крохотной страничке блокнотного листа можно прочесть восхитительную миниатюру «Одуванчики». Сочинение раннее, но как совершенен слог, сколько в нем света и души, а также мягкого, присущего Борису Васильевичу, юмора!
«В глубоком ущелье ручей бормочет, далеко углубил русло, высокой травой замаскировал промоину. Но здесь, где пошире поляна, он растекается, и одни к одному цветут одуванчики. Очень желтая поляна, а между одуванчиками- островками, где были тропинки скотом пробиты, стоят невысокие злаки — мятлики. …Пробежит ветерок и мятликовые ручейки заколышутся, словно струятся среди одуванчиковых островков. А повыше, где суше, вместо милых цветов, – ажурные, почти серебристые шарики, некоторые уже наполовину обиты, и много, много плешивых корзинок, – у них молодость … прошла».
В записях 80-90-х годов я с любопытством прочла интересные миниатюры, так называемые «Маленькие догадки». Что это? Новый жанр в литературном творчестве? «Нечто такое я намерен записывать, бывая в природе, – поясняет автор. – Только цепкий взгляд, логическое построение развития наблюдаемого факта дает мне возможность строить эти маленькие догадки — почти открытия видения мира. Многие очень далеки от законченности… Намерен сделать подробную книжку миниатюр, где откроются маленькие страсти и трагедии, радости и диалектические связи, которые сначала я открыл для себя». И, как пример, миниатюра-догадка «Почему ворона черная?», написанная 6 мая 1985 года в окрестностях д/о «Горняк». Действительно, почему же ворона черная? Кажется, такой вопрос обычному читателю и не пришел бы в голову… Но только не писателю-натуралисту! «Почему ворона мрачная птица и вечно кричит: «Кра-ах! Кррах!»? Причем, не только зимой и осенью, но и в теплое время года. Может, она знает, что лето всегда такое короткое, и не за горами осень, и потому от отчаяния твердит свое: «Кра-ах! Кррах!» Но уж если орла или ястреба заметит — тут уже явно права. Никому еще от них ничего хорошего не было». А вот и догадка ученого: «Да потому, что всё она знает и всё предвидит. А когда много знаешь — не всегда бывает весело. Вот и носит эта мудрая птица, знающая диалектику мира, свою черную мрачную сутану». Еще одна удивительная, образная миниатюра «Всё это я!», как и все его короткие зарисовки, выписана яркими, броскими мазками художника слова. В ней Борис Васильевич размышляет над тем, что люди – часть природы, «кусочки, частички солнца, что течет теплом по нашим жилам. Оно наливает меня жизнью через кусок хлеба и плод дерева. Я выпил глоток воды, и в крови моей уже течет часть этого ручейка или речки. Я съел яблоко, и оно растворилось во мне — я частица яблока. Я сел на камень, и он отдал мне тепло свое, а ветер забрал его и отдал прохладу — я — все это они. Земля наливает плоды и травы… и я — земля уже. Ее тяжесть во мне всюду — так она держит, чтобы не отпустить дитя свое. И только этот могучий разум сильнее ее материнской любви. Он дерзок и смел, горд и непреклонен. Кто же его породил, какие силы земные? Но, — следует неожиданный вывод автора, — не хочу, чтобы всем этим был только я: пусть будут травы, птицы, облака, речки, словом, все как есть».
В той же тетради есть интересная рубрика «Так себе…» В ней короткие меткие высказывания и мудрые мысли, к примеру: «Бег времени угадываю в женщине…», «У любого большого дела есть малые истоки», «Самый богатый — у кого знания, счастливый — любовь».
И, наконец, дневник 1989 года. Исполнились мечты о дальних путешествиях юноши из провинциального Усть-Каменогорска. Шестнадцатого мая 1989 года Щербаков летит во Вьетнам и наблюдает в иллюминатор портовый город на юге Пакистана, набрасывая в полете великолепную миниатюру «Ночь над Карачи»: «Черным бархатом земля в россыпях светляков-огней. Еще чернее небо, украшенное красными заклепками Кассиопеи. Чем ближе рассвет, чем ближе Восток, тем чернее земля, и только небо меняет краски черноты на густую синеву бархата, на котором пятиглазым пауком таится чужая Кассиопея. Как царство Нида — глухо и черно, и Кассиопея парит … гигантской летучей мышью…»
Борис Васильевич записывает свои впечатления от встречи с Ханоем, людьми Вьетнама, экзотической природой джунглей. Сколько поэзии и музыки в описании ночного Ханоя! «Только солнце к вечеру, и косые пряди света лягут на джунгли, на травы и даже асфальт Ханоя, включают торжество, на какое способны, цикады… и песня их так сильна, что в сплошном гомоне тысяч велосипедов и гуле машин, вдруг рождается волна, волны, прибой слаженных звуков, для которых нет описания. Звенит весь белый свет… Шум возрастает, затихает, вновь усиливается, и его начинает качать, как маятник, как маховик с одним интервалом. Потом шум гаснет, и в нем слышно гудение «кузнечика», и кажется, вот-вот оборвется, умолкнет, но вдруг набирает силу и так 10-15 минут. Потом неутомимый маэстро опускает палочку, и шум города прекращается».
В той же записной книжке читаю цикл миниатюр «По вечернему Ханою», – описание событий и впечатлений от дней, прожитых во Вьетнаме. Путевые заметки короткие, сделаны наспех, но вмещают много удивительной информации: ученый любуется архитектурой города, учится вьетнамскому языку.
Читая дневники, мне думалось о том, что такие люди, как Борис Васильевич Щербаков, двигают науку и делают открытия, покоряют вершины и создают шедевры. А главное, заставляют задуматься как гармонична природа, делающая человека лучше, чище и гуманнее. Книги писателя убеждают, что именно у «братьев наших старших» нужно учиться человеку быть добрее, и сам собою напрашивается вывод: природу нужно охранять, защищать и беречь!
И еще… дневники в очередной раз доказывают истинность слов о том, что талантливый человек – талантлив во всем. Действительно, Борис Васильевич Щербаков ученый от Бога, замечательный художник, мудрый педагог и мастер художественного слова. Он до дна знает свое дело и обладает редким качеством — замечательным чувством юмора. Вручая мне дневники, Борис Васильевич пошутил: «Когда мы с Лилией Ивановной перечитывали их – хохотали до слёз. В них столько наивного!» А мне думается, наивность – признак романтической натуры, её духовного богатства, чистоты помыслов и молодости души.
Вот и в его книгах столько мудрости, гармонии и доброты, дивных, захватывающих описаний природы, что, порой, хочется бросить дела, захватить рюкзак и махнуть в далекие дали. Пройти теми же тропами, побывать у истоков рек, «в краю высокогорных озер и редких птиц», «в джунглях и на холодных горных вершинах», насладиться чарующими картинами Райской долины, посидеть у костра, напиться из горного ручья и задуматься «о чем грустит деревянный журавль над старым брошенным колодцем». Хочется раствориться в природе и причаститься водой из озера, названного в честь ученого и писателя!
Орнитологией увлечены люди, щедро наделенные необыкновенным, удивительным даром особого видения окружающего мира и способностью сердцем болеть за его будущее. Возможно, именно это имел в виду известный профессор Бажанов, говоря о Б.В. Щербакове: «Борису Васильевичу свойственно видеть такие вещи, какие не под силу увидеть даже западным педантам ученым».
Ольга Тарлыкова – сотрудник отдела научно-исследовательского обеспечения современной истории