На краю деревни, к счастью, мало затронутой цивилизацией, у самого леса живет седовласый человек, почти отшельник. От края и до края, вдоль и поперек «один всю исходил окрестность», вобрав в себя силы и соки тайги, мудрость земли и, как былинный герой: могучий, кряжистый, белобородый, — хранит это богатство в своей обители – душе. О подобных людях прежде говорили: «рукастый». Его руки «льнут к молотку и топору», ловко держат и косу, и… перо. В Николае Петровиче Герасимове, замечательном русском писателе, авторе десяти поэтических книг, видится мне воплощение всего истинно русского. Дело не только в его облике и фамилии, ни в почитании им Бога даже. Унаследовал и сохранил он от предков любовь и крепкую привязанность к родной земле, что дает ему силы жить и заниматься «духовным промыслом». Был «жизни путь тернист и колок», но не искал Николай Петрович «прямых и легких дорог». С душой нараспашку, вольно и открыто живет он и трудится на земле предков. Простой, надежный, прямой, из категории тех, кто не продаст, не предаст и не выдаст.
Через робость и смелость
Шёл, как бродом, по суше,
Тем владел, что имелось,
Жил, как все, как умелось,
Нёс беспечную душу…
Николая Петровича в Зимовье всяк знает: спросите любого, где живет поэт, — и вам ответят, укажут направление на пригорок, где лес и небо сливаются с усадьбой, где захватывает дух от «неземной красоты», да такой, что ни петь о ней невозможно:
И села такого на примете
Не видал в округе я нигде.
В благодатном, многоцветном лете
Самое цветущее на свете,
Самое зеленое в тайге.
Мудрец, созерцающий мир, — именно таким мне увиделся замечательный поэт уже с первых строк его новой поэтической книги «Жизнь в наследство». И думалось так до последней строки, ведь именно они, его стихи, вмещают в себя суть души удивительного, одаренного, мудрого человека. Н.П. Герасимов — сочинитель и человек, щедро наделенный необыкновенным, удивительным даром особого видения мира и способностью сердцем болеть за его будущее! «Жизнь в наследство» – это «разговор по душам», где поэт весь открыт — душа нараспашку: сколько же сердечных переживаний вместил в себя сборник! От его строк веет то неизбывной печалью, то торжеством бытия, то нежной и светлой любовью к «милой сторонке». Ни за что не променяет он благословенную глушь, «красоту небесную» — мир особый, неисчерпаемый, первозданный, — на бездуховный город!
Пожалуй, за последние десять лет мне не доводилось иметь счастье читать столь удивительную, откровенную, мудрую, глубоко духовную лирику. Трудно назвать определяющую тему сборника. Она, словно бы обозначена в названии книги, но, думается, гораздо глубже и тоньше. Книга охватывает множество, казалось бы, неразрешимых вопросов, на которые поэт ищет и, порой, находит ответы. Поэзия Н.П. Герасимова видится мне исповедальной: без лукавства, оглядки на чье-либо мнение, ничего не утаивая, поэт говорит с читателем о сокровенном, делится всем, что не дает ему покоя, что занимает мысли и тревожит сердце. В своеобразных стихах-пятистрочниках, распахнув душу настежь, мастер слова разговаривает с читателем откровенно, на равных и сразу берет его в плен. Наверное, только в затворничестве, наедине с собой, «в беседах с тишиной» так осязаемо можно чувствовать свою причастность к мирозданию, ощущать родство с природой и слагать гимны весне, жизни, природе, и, конечно, женщине…
Заворожённый, позабыв о сне,
Я проживаю дивные мгновенья.
И почему-то в этой тишине
Мечтается легко, свободно мне,
И льются на страницу откровенья.
О любви, которую поэт считает смыслом жизни, им написано немало. Она владеет всем его естеством, любовь — суть его души, и пусть поэту немало лет, но как свежи чувства, как тревожат душу воспоминания, побуждая к творчеству. Любовь для поэта-отшельника — понятие разноликое: то это безбрежное счастье, отчего «пусть же сердце сгорит», то вдруг «криком исходит» душа, если любимой нет рядом:
И сердце не выносит тьму,
Оно болит. И я, скорбя,
Понять хочу, но не пойму,
Ну почему, ну почему
Проснусь, а рядом нет тебя…
Стихи Н.П. Герасимова — это «душевный разговор» с самим собой и читателем, когда «…просятся из глубины души» строки, а в них — завещание и наказ, и побуждение к размышлениям о Боге, о Вселенной, о добре и зле, о поэзии и природе, о жизни, смерти и о человеке: его ошибках, стремлениях и смысле бытия. В них все как на ладони, без полутонов, искренне, сквозь сердце и душу! В них, по-герасимовски, все через край, на высокой ноте, и не умеет поэт иначе, все у него на грани, все до дна: любить, так сгорая, прощать без оглядки, отстаивать правду – так до крови. То вдруг сердце поэта заходится грустью и «душа в крик», то — встрепенется птицей: весна, рябина в цвету, благодать!
И рябина моя, белым цветом пленя,
Расцветая, стоит вся в сиянии дня
Под окошком курчаво-зелёная.
А вот сквозь грусть и одиночество прорывается горький юмор, когда он рассуждает о «мирке» поэта:
…Уют мой в трёх углах, отсель, досель:
Стол, телевизор, у печи постель,
Четвёртый угол строго занят Богом…
Куда ни кину взор я от стола
И в четырёх углах, всё недалечко.
Советуюсь я с ними о делах.
Они добры, мне не желают зла.
Приятный очень собеседник – печка.
И все же «отшельник не предмет, а человек», и «общение его не только с Богом». Поэтом владеет неодолимая тяга поделиться с читателем словом, в котором он желает высказать себя:
Зажгу свечу, и свет дрожащий
Стол осветит и лист бумаги.
И угол мой доселе мрачный
Вдруг станет местом грёз удачных,
Овеянных лучами магий.
Многое поэта заботит, обо всем болит душа: и о том, например, что редеет тайга, «увозят лес долой с родного края». Тревожат и вопросы былого: «Ну, вот скажи, зачем святыни рушить, /Дробить колокола, бесчестить крест?». А иной раз рифмованные строки брызнут солнцем и звёздным светом, и дивишься тому, как сквозь житейские потрясения, испытания и невзгоды пробивается, движимый высокими порывами, не угасающий свет его души:
Пойдём скорей глядеть на чудеса.
Какой прекрасный нынче небосвод!» –
Её восторгу не было конца.
Стояли мы с любимой у крыльца,
Смотрели вверх на звёздный хоровод.
В восхитительном, полном возвышенных чувств стихотворении «Небесная река» поэт мастерски передает настроение любящих сердец, что сливаются в едином порыве увидеть неведомый звездный мир, прикоснуться к мирозданью, что трогает их поэтические души и заставляет биться сердца. Динамичные и порывистые строки завораживают и пленяют высотой чувств:
«Гляди сюда, – и тянется рука, –
Вон там течёт, внимательнее будь.
Я вижу звёзды, месяц, в облаках
Блестит, течёт небесная река.
Её зовут зачем-то Млечный путь».
А глаза «от счастья заревом горят,
Как будто звёзды все она подряд
Зажгла пожаром собственной души…
Хорош и волнующ классический русский язык Н.П. Герасимова! Поэт тонко передает полутона чувств и эмоций: грусть и радость, печаль и тихую нежность… И тоскуешь, и радуешься с поэтом, и сетуешь, и смеешься искрометным, ироничным шуткам: «Возможно, гениальный стих / Поймаю я за хвост!» Пожалуй, основополагающим мотивом его стихов является, — если его же словами – «через печаль, чтоб стих пробиться смог», достучаться до сердца собеседника. Переполняемый чувствами, поэт, словно натянутая струна. Бурей эмоций на все переживания откликается его мятежная душа. Быть может, оттого в его лирике такие контрасты: то вдруг восторг, то «настроенье креном». Контрасты и в любви, и в природе, и в чувствах. Стихи захватывают, завораживают, волнуют. Вот поэту-отшельнику «…метели, надоели жуть! /Сугробы пухнут и заборы гнут», то «…мороз на окошке опять / Наваял мелом карту дорог». А следом — строки, полные торжества жизни:
Ель за окном сверкает. Хороша!
Где усидеть морозным утром дома?
Наденешь шубу, выйдешь не спеша, –
В волшебной сказке вдруг замрёт душа,
Защиплет сердце сладкою истомой.
Порой зима поэту «взмахнёт крахмальною простынкой», то вдруг хмурый лес затянет «угрюмо свой мотив»:
И значит, вьюга, вихри запустив,
Заявится сюда сама без спроса.
В своём величие строга
Сурово закружит пурга.
А уж если дождь польет — то будет «грозный ливень», всё сносящие «потоки хмурого дождя». Вот ветер воет, «словно, сатана» и туманы «промозглые», и «горы в саване белом» навевают тоску. Под стать лирическим контрастам мятущаяся, неуспокоенная душа поэта, с её непреодолимой жаждой творчества. Откуда, к примеру, размышляет поэт, берется вдохновение:
В час предрассветный, чаще в полночь
(Суть для поэта не нова),
Приходит муза с чашей полной.
И вот из сердца плещут волны,
Чтоб в нотах искупать слова
Мучительно он ищет ответа и на вопрос: зачем пишутся стихи? Быть может, от переизбытка чувств, от желания высказать душу и запечатлеть окружающую красоту на бумаге?
Пишу, творю, возможно, в стол,
Пишу. Кому какое дело?
Ну, знамо, гол я как сокол,
В кармане ширится прокол,
Творю, чтоб песня сердце грела.
Увижу птицу на лету,
Сирень ли в предрассветной влаге,
Пройдусь над речкой по мосту,
И вот всю эту красоту,
Переношу на лист бумаги.
Вероятно, от желания излить чувства, что бьют через край, и нужна самобытному поэту эта стихотворная строфа – мудрое пятистишье! Не хватает четырех стихотворных строчек, не вмещаются мысли в традиционную строфу, — уж очень многое хочется сказать поэту! Размышляя над стихотворною строфой, он иронично объясняет поэтический квинтет так:
Читатели, простите чудака,
Не критикуйте стих мой очень грозно,
Что в нём всегда есть пятая строка.
Зачем она – не разберусь пока,
А может быть, и сокрушаться поздно.
Стих с дополненьем о своём кричит
И режет слух своим произношеньем.
Он, как ручей, резвяся на бегу,
Урчит, журчит, минуя камни, кочки.
Но мысли не иголкою в стогу
Вопят в строке, и я их не могу
Унять и сократить в четыре строчки.
А за каждой строкой художника слова — целая жизнь, его собственная судьба. И главное, что стоит за всем этим – его малая Родина, «сторонка милая», что дала ему в наследство законы предков-казаков, родоначальников зимовьёвского поселения, где он рос, мужал и становился писателем. Она и укроет его своим крылом, и согреет «любовью трепетной и верной», и поддержит в минуты отчаяния, и простит:
Гармошке б петь. Нет, сволочь всё рыдает,
А кто ей эти слёзы запретит?
Я упаду, подушку лбом бодая.
Все Хай подымут, грозно осуждая,
А Родина любимая простит.
Поэт помнит о своих, «вросших в землю с исконных времен» корнях, и дорожит ими, как святынями:
Здесь свято всё. Здесь, встав под образа,
Молились предки трепетно с пелёнок.
Теперь вот окна брошенных избёнок
Напоминают прошлого глаза.
Вера спасает его от бурь и напастей, хранит душу, вселяет мудрость и рождает вдохновенье. И потому не желает поменять ее Н.П. Герасимов на шумный ихолодный город:
О, родина моя – подобье Рая!
Живи, храни всю прелесть бытия.
Я это, в память для себя вбирая,
Умом и чувством нежно понимаю,
Что будет жить всё это без меня.
Понятие Родины у поэта тоже свое, широкое, герасимовское. Родина — не только «часть суши и света»: «Родина – слава ушедших имён» земляков, и история родного Зимовья, и судьбы дорогих предков. До глубины души трогает «Исповедь старого солдата»: тяжелый разговор с уже ушедшим отцом и напутствие родителя:
Годы жизни встречай, не робей.
Ты – потомок казацких кровей,
Я – израненный старый солдат…
Душа поэта – «для всех – распахнутая дверь». Он размышляет, анализирует, итожит то, как прожил жизнь, и понимает, что не исправить «…всех ошибок моих,скоротечных побед/ И ненужных дорог, что протопал упрямо». А надо ли?
Себя я вопрошаю: «Да не спишь ли?
Не пил ли сладко-терпкого вина?»
Но для чего воспоминаньем вышли
И понеслись лихим галопом мысли,
В какие дебри, веси, времена?
И раньше падал, но вставал идти,
Идти вперёд. Путь честно пройден мной.
О, мой судья, прошу тебя, прости,
Что я понять сумел в конце пути,
Как Ангел плакал за моей спиной.
Поэт обращен к душе, словно созерцает её изнутри и «отбоя нет от дум лихих», и тянется «нить лет суровых» его: вот он в минувшем и «душа… босая мчит», возвращает его в прошлое, «заходится… болью»:
Я снова там, в затерянном краю,
Где впроголодь житьё, суровей, строже.
Понять ли мне, зачем же в ночь сию
Душа, припомнив молодость свою,
Туда босая мчит по бездорожью?
Так и живет поэт на благословенной земле предков, думает о ней, поет во славу ее, поет о том, что важнее всего на свете: о жизни, Родине и о любви:
И если подойти с понятьем, тонко,
Я с гордостью любому дам ответ,
Который, с молоком познал в пелёнках:
— Люблю свою родимую сторонку –
В ней всё моё: от радостей до бед.
Вот и обращается с мольбой Н.П. Герасимов к будущим поколениям земляков:
У земляков прошу совсем не много,
Чтоб в людях мирно доброта жила.
Храните край от истребленья злого.
Пусть стражем вечным вкруг села родного
Стоит пихтач, хранит покой села.
И хочется еще и еще раз приложиться к этому роднику: к его необычайно образной, мудрой, трогательной поэзии. И поневоле задаёшься вопросами: откуда этот с виду простой человек из провинции, далекий от словесности, обрел столь яркий талант самобытного поэта? Где черпает богатый слог, безупречную рифму, легкость, чеканность и красоту слова, глубину и мудрость мысли? Ведь что ни фраза – классика: настоящая, не затертая, своеобразная, герасимовская! А еще –самобытность: это ли не мерило настоящей поэзии?! Вот уж воистину «культура рождается в провинции, вырождается в столице и возвращается обратно в провинцию…» – не мною сказано — великим Ключевским!
Пройдя чрез годы радостей и бед,
Я, сын крестьянский, вырос в голытьбе.
На поприще земном мой скромен след,
Чем выше восхожу к вершине лет,
Тем строже спрос мой к самому себе.
В последней главе книги перед поэтом проходит прошлое: «открывается заново пройденный след…» В памяти возникают любимые образы мамы, отца, бабушки, деда и земляков. Видится «златое детство», когда шестилетним ребенком «копновозом» зарабатывал на хлеб. Помнится сума холщевая «с наплечной лямкойдля букваря», с чего начинался его путь к книге. «Все это было… Было!» – говорит поэт, но не остыло сердце и «бремя чувств, томящихся в груди…» Здесь, пожалуй, сказывается русский национальный стержень, не сломленный перипетиями судьбы: «с обострённым критическим чувством» он размышляет о прожитом, и итожит, итожит, итожит…
Перелистываю последнюю страницу книги Н.П. Герасимова и хочется пожелать ему сердечно: творите и дальше, светлой души Человек, «многая вам лета», вдохновения и нескончаемых идей! Немало еще вам нужно поведать читателю! Пусть Муза почаще «подбрасывает темы» для творчества, держите крепко перо, и пусть не остынет ваша душа! Пусть, как и прежде, «заходится сердце», созерцая природу: радуют «вечерние зори» и «птичий звон», и «журчаньеручья», и «приволье трав и запахи леса»! Живите «на высокой ноте», вольготно и радостно, пусть осень жизни будет светлой и праздничной! Куйте стихи, «какнекогда металл»!
Ольга Тарлыкова
